Приятного прочтения.
СЛОВО АЛЬБЕРТА РИСА ВИЛЬЯМСА
Константин Афанасьевич всиоминает, что встреча сразу же приняла дружеский характер. Вильяме рассказывал, расспрашивал, шутил.
В номере было прохладно.
— Вам не холодно? — как бы невзначай спросил Вильяме—Сейчас погреемся.—Он достал бутылку вина. («Ша-тоикем», это я прекрасно помню, уточняет К. А. Кока.)
На вопрос, что бы он хотел посмотреть прежде всего, Вильяме отвечает:
— Диканьку! Гоголевскую Диканьку! Пока идут приготовления к поездке, Вильяме находит себе дела в Полтаве. Встречается с редактором местной газеты «Голос труда», с рабкорами и селькорами. И вот Дяканька.
«Я провел «на хуторах близ Диканьки» и в самой гоголевской Диканьке около сорока чудесных вечеров,— писал Вильяме в очерке «По Советской стране»,— вечеров иногда светлых как день от яркой украинской луны, тишина которых прерывалась лишь отзвуком хоровой песни и трелью далекой балалайки. С диканьскими крестьянами я блуждал по живописным развалинам кочубеевского дворца, выслушивая их рассказы о том, как и кто поджег дворец в гражданскую войну...»
В книге «Русская земля» Альберт Рис Вильяме назовет одну главу «Америка приходит в Диканьку». И неспроста.
В дни пребывания Вильямса в Диканьке один ее житель, Александр Петренко, получил письмо от брата из Америки, куда тот уехал искать счастья задолго до Октября.
«Настало время, когда ты должен приехать,— писал тот.— Появились новые возможности. Земля продается по двадцать рублей за акр».
«Мне незачем ехать в Америку. Пусть лучше Америка приезжает ко мне»,— ответил на это приглашение Александр.
Вот почему появилась такая глава в книге «Русская земля».
«Вместо того, чтобы пересечь десять тысяч миль через океан, Александру Андреевичу нужно было всего-навсего перейти через дорогу и зайти в советский земельный отдел,—пишет автор книги.— Здесь должна была сбыться
его мечта. Здесь он получил право на землю, купленную не по низкой цене, а предоставленную, в ответ на его просьбу, задаром. Земля эта тоже была хорошая, даже лучше, чем американская. Это был плодородный чернозем.
Он получил пятнадцать акров земли, фруктовый сад и был на три года освобожден от налогов...»
Нет, пусть не подумают американцы, что так фортуна улыбнулась в Диканьке одному Александру Петренко. Их там сотни, таких счастливцев. Как и всех крестьян России, которым революция успела уже принести то, что веками лишь грезилось их предкам.
Диканька! Она останется в сердце Вильямса на всю его жизнь. Через 35 лет он привезет с собой из Америки и опубликует в «Огоньке» один из фотоснимков, сделанный той далекой осенью в Диканьке'. Он очень надеялся, что отзовется кто-нибудь из старых друзей, и не напрасно.
Узнала себя на снимке Анна Васильевна Голубь, работавшая тогда преподавателем.
С ее помощью сотрудник библиотеки П. П. Ротач напал на след и других диканьских друзей. Обо всем этом он рассказал в своих очерках. Альберт Рис Вильяме, ознакомившись с ними уже в Америке, прислал их автору в Полтаву слова сердечной признательности.
Помнит Вильямса Диканька! Она мало чем напоминает ту, в которой гостил американский писатель. Это поселок городского типа. Преобразились земли колхоза, носящего имя Ленина. Среди его тружеников — кавалеры орденов, удостоившиеся почетного права сфотографироваться у Знамени Победы в Москве. Цехи предприятий пищевой индустрии. Сортоиспытательная станция и богатейший охотничий питомник, раскинувшийся в лесах на площади в несколько тысяч гектаров.
Очаги знаний и культуры. Памятники героям Великой Отечественной войны. Три музея: историко-революционный, атеистический и картинная галерея.
Дмитрий Михайлович Гармаш, директор историко-революционного музея, живая энциклопедия Диканьки, охотно рассказывает мне обо всем, что касается пребывания Вильямса здесь. Приносит фондовые материалы, ждущие еще своей очереди для экспозиции. Советует:
— Хорошо бы вам встретиться с Кобеляцким.
— А разве он жив?