Приятного прочтения.
СЛОВО АЛЬБЕРТА РИСА ВИЛЬЯМСА
— Как же, помню, помню,— говорит Николай Михайлович, когда я спрашиваю о Вильямсе.— Два раза приезжал в Палех и оба раза у меня был. Красивый был мужчина, статный...
Второй раз Вильяме посетил Палех через три года, в 1930-м. «Прежде они копировали старинные иконы, а теперь живописцы рисуют уже не святых угодников, а крестьян, рабочих и героев революции — восхитительные миниатюры на папье-маше,—пишет Вильяме об этой новой встрече с палешанами.— Византийские по форме, итальянские по колориту и русские по духу...»
Вильямсу запомнились картины уборки колхозного урожая.
«Мастера отложили свои кисти и взяли в руки косы. Изогнутые стальные лезвия сверкали над их головами. Мастера были похожи на фалангу древних воинов, отправляющихся в бой. Во главе их выступал, как вождь и командир, старик Баканов. Ивану Михайловичу 65 лет. Мускулистый, с острым взглядом, прекрасный художник, накладывающий краски так искусно, что они блестят и переливаются, как перламутр...
Двадцать косцов строго ритмично, точно машины, пересекали поле наискосок. Шаг косцов все ускорялся, мускулы напрягались, пот струился по лицам. Капли пота выступали даже на руках Баканова, не привыкшего к такого рода движениям.
Но в нем жил дух тех красных воинов с длинными пиками, которых он любит изображать, и он упрямо, с мрачным спокойствием шел вперед. И вслед за ним двигались все двадцать мастеров» '.
Новое в деревне эпохи коллективизации. Новое в сюжетах произведений палехских мастеров живописи.
— При втором посещении Палеха американцем Альбертом Рисом Вильямсом я писал картину «От единоличного к коллективному хозяйству»,— вспоминал Иван Михайлович Баканов.— Вильяме часто подходил ко мне, смотрел. Когда я кончил, он сказал мне:
— Настоящий пропагандист.
И допросил точно такую, же вещь написать ему.
— Я увезу в Америку.
Вильяме жил у нас две недели и даже ходил с нами на воскресник косить. Когда возвращались домой, он торжественно нес косу и пел с нами песий...
Все это на памяти и у Зиновьева.
— Работаю с удовольствием,—говорил он.—Я какое-то наслаждение чувствую в работе. А если не работаю,хожу, тоскую'. .
Радость вдохновения несут людям произведения этого мастера, ставшие уже академическими. Такова, например, «История Земли» в иллюстрациях, ставшая неизменной темой всей его большой творческой жизни. Академической можно назвать и его своеобразную педагогическую ноэму «Искусство Палеха».
В мастерской художника две памятные грамоты, на которых начертано его имя. Диплом «Гран-при». Награда Международной выставки 1937 года в Париже Николаю Михайловичу Зиновьеву за его произведения по мотивам книги Анри Барбюса «Огонь» и эпопею о героической защите Петрограда от Юденича.
О нем же и указ... Петра I. Понятно, символический. Оригинальная форма юбилейного адреса, преподнесенного в свое время народному художнику. Но при чем здесь Петр I? Подвигу равен труд людей, которым довелось после изгнания гитлеровских гуннов из предместий Ленинграда подымать его дворцы из руин, возвращать им былую красоту.
На долю палешан выпало, пожалуй, одно из самых ответственных поручений в этом деле. Им предстояло воссоздать лаковый кабинет во дворце Петра I Монплезир на берегу Финского залива. Все 84 панно, уничтоженные фашистами!
Когда книга уже находилась в производстве, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении народному художнику СССР Н. М. Зиновьеву звания Героя Социалистического Труда.
Написанные в манере китайской живописи, картины эти долгое время ошибочно приписывались кисти иностранных мастеров. Но стоило палешанам взять в руки их обрывки, оказавшиеся в бывшем фашистском дзоте, чтобы сразу определить: почерк русский.
И чудо свершилось. Палех отлично вписался в лаковый кабинет Монплезира. Надо было обладать талантом, эрудицией и тонким чутьем Николая Михайловича Зиновьева, руководившего этой работой, чтобы по одним фотоснимкам и обрывкам возродить Монплезир таким, каким он был в первозданном виде.