Приятного прочтения.

«ВЫ СОВЕРШИЛИ ЧУДО»

лосый, медлительный в движениях, и, по-видимому, не только от усталости и слабости, с тонкими смуглыми рука­ми,' мягкими и нежными, в своей полусвященнической одежде он сидит среди нас, слушает наши приветствия с полузакрытыми глазами...—- описывал эту встречу в «Из­вестиях» один из ее участников.— Он хочет знать и при­знателен за все, что мы рассказываем ему. Ему бы хоте­лось знать все о нашей жизни, о нашей литературе, о на­шем культурном строительстве. Одно только останавлива­ет его: сил уже не так много.

Этот удивительный гость из далекой страны преодолел свои годы, свою стариковскую слабость, огромные расстоя­ния, трудности пути и приехал к нам затем, чтобы узнать, собственными глазами увидеть, как складывается новый человек в новых, еще небывалых в мире условиях...»

Рабиндранат Тагор давно интересовался организацией воспитания в- СССР. Познакомившись с нашей практикой только по литературным источникам, он писал: «Прекло­няюсь перед вашей системой воспитания». Теперь он прие­хал, чтобы убедиться, как велики свершения в Стране Советов, где расцветают все национальные культуры.

Кроме писателей на приеме, устроенном в честь Рабин-драната Тагора,—ученые, общественные деятели. Тема беседы — формирование нового человека в стране строяще­гося социализма.

Тагор с восхищением отзывается о торжестве идеи на­родного просвещения в СССР. Говорит о том, что она явит­ся нашим бессмертным даром человечеству:

— ...Ваши люди живут полной жизнью, вследствие че­го их ум надлежащим образом подготовлен к восприятию просвещения во всех его различных аспектах, а не только к восприятию чисто научных знаний1.

1 «Рабиндранат Тагор — друг Советского Союза. Сборник до­кументов и материалов», стр. 48.

Время в Москве расписано у Рабиндраната Тагора по часам и минутам.

Встреча с делегацией студенчества и профессуры выс­ших учебных заведений столицы. Встреча с известными со­ветскими искусствоведами.

Перед ними Тагор предстанет и как первоклассный живописец. Недаром он писал об узлечении живописью: «Утро моей жизни было наполнено мелодиями песен, так пусть же  закат ее  окрасится всеми цветами радуги».

Двести своих картин привез Тагор в Москву. Он гово­рит, что с их помощью рассчитывает преодолеть языковой барьер.

Выставка живописных работ Тагора открывается в Му­зее нового западного искусства. На ее открытии присутст­вует и их автор. Тонкие ценители искусства отмечают в его картинах дух молодости. Они чем-то напоминают работы Врубеля.

«Тагор был очень красив, с его серебряными волнами волос, с четким профилем, в котором было нечто «орлиное» и ничего чересчур властного, настойчивого, хищного,— вспоминал член-корреспондент Академии наук СССР, за­служенный деятель искусств РСФСР А. А. Сидоров.— Красота облика Тагора — и внешняя, и, быть может, еще более внутренняя — уверенная и ясная. Застенчивость в нем сочеталась с достоинством. Одетый в длинное серое национальное одеяние, наш друг почти неподвижно сидел в кресле и охотно через своих переводчиков (его окружала целая группа молодых людей европейского обличия) отве­чал на наши вопросы, глядя на свои произведения, как казалось, полукритически».

Человек большого ума, наблюдательный и дальновид­ный, Рабиндранат Тагор усматривает в потоке посетите­лей, хлынувшем на его выставку, типическое явление со­ветской действительности: культура вошла в быт великого народа.

«Картины, конечно, необычные,— пишет он на родину о его московской выставке.— Необычные не только для иностранца, но и для соотечественника. И все же людей — нескончаемые толпы. За несколько дней выставку посети­ло пять тысяч человек»

Страна, где труд и искусство рядом идут. Такое же впечатление производит на Рабиндраната Тагора посеще­ние спектаклей в московских театрах.

«Очень трудно достать билет на хороший балет или в оперу в огромный красивый театр, построенный еще в царс­кие времена,— сообщает он своим родным.— Мир знает очень мало таких мастеров танца, какие есть у них. В ста­рые времена всем этим наслаждались только знатные вель­можи. Тогда в театрах не было места тем, кто был разут, раздет, голоден, кто жил в постоянном страхе перед бо­гом и людьми, кто для-своего спасения отдавал попам все, что имел, кто унижался в пыли у ног господ. А сейчас весь театр заполнен ими.

Я был в театре, когда там шла пьеса Толстого «Воскре­сение»... Зрители смотрели на сцену с глубоким вниманием. Вряд ли крестьяне и рабочие англосаксонской расы мог­ли бы до поздней ночи вот так молчаливо и спокойно на­слаждаться этим. О нас и говорить нечего».